ШУРА И САЛЬЕРИ

[товарищ Максим]

Вот Кореша, выношу на Ваш суд одну маленькую трагедию. Судить строго не прошу, потому что и сам знаю, что в ней есть более чем достаточно к чему придраться.

ШУРА И САЛЬЕРИ

СЦЕНА 1

САЛЬЕРИ
Все говорят: мол, правды нет в Кремле...
Но правды нет и выше!
Мне это ясно, как простой стакан.
Родился я с любовию к искусству:
Ребенком будучи, сопливым пионером,
Томясь похмелием на утреней линейке,
Я слушал речи глупого Старпёра
И думал о своем...
О том, когда в колхозной церкви нашей
Седой епископ на органе бацал –
Я слушал и заслушивался стоя,
И слезы очищенья по мне...
Отверг я рано праздные уроки:
Они постылы стали мне и чужды,
Науки умертвив, я алгебру разъял как некрофил;
Как азбуку, я вызубрил УК.
Я ремесло карманника возвел в искусство:
Перстам придав послушную, сухую беглость
Я начал воровать...
Но комом первый блин, и долог первый срок!
Преодолел я ранние невзгоды:
Подолгу просидев в безмолвной одиночке,
Я поумнел на хлебе и воде,
И понял: мы пойдем другим путём!
А тут как раз Каретный Шура
Явился и явил свои нам байки –
Глубокие, пленительные байки! –
И бросил я все то, что прежде знал
Что так любил, за что сидел так долго
И устремился бодро вслед за ним,
Безропотно, как тот, кто заблудился
И был прохожим послан на хуй!
Отбросил я жиганские привычки –
Они постылы стали мне и чужды.
Я завязал, и от подельников моих в искусстве кражи
Отрекся я упрямо и надменно.
Я байки стал писать; но в тишине, но в тайне,
Не смея помышлять еще о славе;
Нередко просидев всю ночь на кухне,
Вкусив восторг и слезы очищенья,
Бросал мой труд в бездонный унитаз
И холодно смотрел, как мысль моя
И байки, мной рождённы,
В его струЯх плескаясь исчезали.
Я мнил в один прекрасный день
Усильным, напряжённым постоянством,
Достигнуть в байках степени высокой...
И, может быть, тогда мне жизнь
Преподнесет внезапные гостинцы,
И в творческую ночь на ложе вдохновенья,
Быть может, посетит меня оргазм,
И я, как творческий гермафродит,
Рожу Великое... и стану кайфовать:
Своим трудом, успехом... Так же
Успехам-трудами корешей,
Подельников моих в искусстве дивном...
В искусстве Байки... Но, увы, спиною
Ко мне оборотитлася Судьба,
И жопою мне Слава улыбнулась –
Я в корешах созвучия не встретил.
Где ж правота, когда священный дар,
Бессмертный гений и народное признанье
Не тот себе в награду получает,
Кто не жалел усердия, молений,
Ночей без сна (Ром-Колу не считая),
А озаренный гением безумец,
Гуляка праздный, шепелявый матершинник?!
О Шура, Шура!

(входит Шура)

ШУРА
Ага! Заметил ты! а мне хотелось
Тебя нечаянно портвейном угостить.

САЛЬЕРИ
Ты здесь! – Давно ль?

ШУРА
Как только, так как сразу.
Я шел к тебе. Нёс кое-что я показать.
Но, проходя мимо киоска, увидал газету.
Нет, мой друг, Сальери,
Смешнее ничего ты не слыхал!
Не вытерпел я и купил газету,
Да заодно привел и продавца.
Войди!

(входит старик с газетой)

Про Шуру что-нибудь нам почитай!

(старик читает из газеты статью "Шепелявый матершинник", заменяя бля на ля, хуй – на уй; Шура хохочет)

САЛЬЕРИ
И ты смеяться можешь?!

ШУРА
Ах, Сальери!
Ужель и сам ты не смеешься?

САЛЬЕРИ
Нет! Мне не смешно, когда маляр говёный
Мне мацает Мадонну Рафаэля!
Мне не смешно, когда алкаш-товарищ
Мне Пушкина пародией бесчестит!
Пошел, старик! Давай, вали отсюда!

ШУРА
Постой же: вот тебе,
Пей за мое здоровье.

(старик уходит)

ШУРА
Тебе, Сальери, шлея под хвост попала нынче.
Уж лучше я приду в другое время.

САЛЬЕРИ
Что ты мне принес?

ШУРА
Да так, фигню. Намедни ночью
Похмелие мое меня томило,
И в голову пришли мне две-три мысли.
Опохмелившись, я их записал.
Хотелось мне твое услышать мненье,
Но теперь, как видно, тебе не до меня.

САЛЬЕРИ
Ах, Шура, Шура!
Когда ж не до тебя мне? Наливай!

ШУРА
Представь себе... кого б? Ну, хоть меня,
В подпитии – не слишком, но чуть-чуть;
С чувихой или с другом – с Коляном иль с тобой,
Нам весело... Вдруг: потемнело чисто поле,
Внезапный мрак иль что-нибудь такое...
Короче, слушай: Жил купец...

(Шура рассказывает Аленький Цветочек. На потрясенного Сальери жалко смотреть)

САЛЬЕРИ
Ты с ЭТИМ! шел ко мне
И мог остановиться у киоска,
Чтобы читать дурацкую газету?!
Ты, Шура, недостоин сам себя!

ШУРА
Что ж, хорошо?

САЛЬЕРИ
Какая глубина! Как тронуло за сердце!
Какие здесь тоска и доброта!..
Ты, Шура, – бог, и сам того не знаешь.

ШУРА
Ба! право? может быть...
Но божество мое проголодалось.

САЛЬЕРИ
Послушай: отобедаем портвейном
В «Гнезде у Глухаря»?

ШУРА
Я рад. Но дай схожу сказать Коляну,
Чтобы меня к обеду он не ждал.

(уходит)

САЛЬЕРИ
Нет! не могу противиться я доле:
Я избран, чтоб его остановить.
Что толку, если Шура будет жить?
И новую статью еще получит?
Подымет ли он тем искусство байки?
Нет! Оно падет, когда его посадят!
Кого наследником оставит он?
Васятку-робота? Безмолвного Коляна?
Что пользы в Шуре? Он как Шура Пушкин,
Занесший несколько нам баек райских,
Чтоб возмутив бескрылое желанье
В нас, импотентах мысли, после улететь.
Так улетай же – чем скорей, тем лучше!

Вот яд – последний дар моей Изоры.
А вот, блин, я – потаскан, староват, изодран.
А вот портвейн. Осьмнадцать лет его уж пью –
И часто жизнь казалась мне с тех пор
Похмельной раной. И метал я часто
Картишки с другом ненавистным,
С бомжами в камере одной...
И часто меня дружба подмывала
Подсыпать другу что-нибудь в портвейн,
Каких-нидь капель... право, чудно,
Как действуют они:
В стакан портвейна их подлить... трех капель будет,
Ни вкуса в них, ни цвета не заметно;
А человек без рези в животе,
Без тошноты и без поноса умирает.
Но никогда на шепот искушенья
Не преклонился я, хоть я не трус,
Хоть чувствую глубоко западло...
Нет! никогда я зависти не знал!
Кто скажет, чтоб Сальери гордый
Завистником когда-нибудь был чмошным?
Глистою, зачмырённой корешами?
Песок и пыль грызущею змеёю?
Никто!.. А ныне сам скажу вам я:
Я – чмо, глиста, завистник и змея!

СЦЕНА II
(особая комната в трактире. Шура и Сальери за столом. Сальери налегает на закуску; Шура рассеяно бренчит на гитаре)

САЛЬЕРИ
Что ты сегодня присмурел?

ШУРА
Я? Нет...

САЛЬЕРИ
Ты верно, Шура, чем-нибудь расстроен?
Портвейн хороший, славный закусон,
А ты молчишь да хмуришься...

ШУРА
Признаться,
Мой новый ученик меня тревожит.

САЛЬЕРИ
А! У тебя есть ученик? Давно ль?

ШУРА
Недели три. Но странный случай...
Не сказывал тебе я?

САЛЬЕРИ
Нет.

ШУРА
Так слушай.
Недели три тому пришел домой я пьяный.
Сказали мне, что кто-то заходил.
Почем — не знаю, всю ночь я думал: кто бы это был?
И что ему во мне? Зачем он заходил?
Назавтра – та же мутата:
Зашел и не застал опять меня.
На третий день сидел я за столом –
Подписывал Билеты корешам.
А все их подписав, я стал играть
С моими пацанами на полу...
Тут кликнули меня; Я вышел.
Человек довольно странный,
Учтиво поклонившись, заявился
Моим учеником и скрылся...
И с той поры за мною
Не приходил мой странный ученик.
А я и рад, но между тем...

САЛЬЕРИ
Чего?

ШУРА
Мне совестно признаться в этом...

САЛЬЕРИ
В чем же?

ШУРА
Мне день и ночь покою не дает
Мой странный ученик...
За мной повсюду,
Как тень за Тараторкиным, бля буду,
Он гонится. Вот и теперь он,
В рот его чих-пых,
Соображает с нами на троих!

САЛЬЕРИ
Да полно! Кочумай! Что, блин, за страх ребячий?
Холодной водкой и закускою горячей
Рассей пустую смурь!
Говаривал товарищ мне Максим:
– Послушай, брат Сальери,
Как мысли черные к тебе придут,
Ты накати портвейну два стакана,
Закушай и врубай Каретного кассету!

ШУРА
Да, бля, Максим был добрый кореш!
Он про меня стишата сочинял.
Преславные... В них есть один прикол,
Его читаю я в моих концертах:
«Мол, едет, едет!..»

СОЛЬЕРИ
А правда ль, Шура, что Максим кого-то замочив,
Свершил "Хождение во власть"?

ШУРА
Не думаю: для ремесла такого
Он слишком был немножко распиздяй.
К тому же он был гений, как Пушкин, ты да я;
А гении все пьют, а пьянство и политика,
Как гений и злодейство, две вещи несовместные.

САЛЬЕРИ
Ты думаешь?

(бросает яд в стакан Шуры)

Ну, пей же.

ШУРА

(доставая из кармана бутелёк)

За твое здоровье, друг! За искренний союз
Двух корешей – Сальерия и Шуры.

(пьет)

САЛЬЕРИ
Постой, постой!.. Ты выпил... без меня?

ШУРА

(разбивает бутылку об пол)

Довольно, сыт я.

(берет гитару)

Слушай же, Сальери!

(исполняет песню "Я хочу твоей крови!")

Ты плачешь?

САЛЬЕРИ
Эти слезы есть слезы очищенья: и больно и по кайфу,
Как будто я братве долг тяжкий уплатил,
Как будто бы пером целебным некто мне отсёк
Мой грешный член!
Друг Шура, эти слезы...
Не замечай их. Продолжай, спеши
Еще наполнить байками мне душу...
Росою божьей оросить мне уши
Нектаром для мозгов и пищей для души!

ШУРА
Эх, в рот чих-пых, как было бы прекрасно,
Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии, ее бы ощущали!
Но нет, тогда бы мир сей шалый
Не мог существовать:
Никто б не стал ни сеять, ни пахать;
Ни жуликов ловить, ни лазать по карманам.
Все предались бы вольному искусству!
Нас мало избранных, бездельников счастливых,
Пренебрегающих презренной хуетой...
Но чтой-то тяжко мне...
Пойду в пизду домой,
Поставлю на хуй чайник
И лягу в жопу спать.

(уходит)

САЛЬЕРИ

(один)

О! Ты уснешь надолго, Шура!

(выпивает по ошибке яд из Шуриного стакана)

САЛЬЕРИ

(чувствуя, как его «развозит»)

Ну вот, напился пьян, приличия поправ...
Но уж ли, блин, он прав, а я не прав?
И я не гений?!
И как понять сей странный каламбур:
Мол, гений и злодейство, как пьянство и политика,
Две вещи несовместные...
Неправда, блин! А как же Ельцин?
Иль это сказка тупой, не похмелившейся толпы –
И не был пьяницей царь русских демократов?

(издыхает в корчах)

[Любитель Чая]

[товарищ Максим]

Спасибо тебе, дорогой Любитель. Кореша читают, а никому кроме тебя не нравится. Что ж, пойду напьюсь с горя. А может лучше заварить чайку покрепче?

[Pinochet Jr.]

[Pinochet Jr.]

[Pinochet Jr.]

[Яночка]

[Бешаный]

[товарищ Максим]

[товарищ Максим]

[товарищ Максим]

[товарищ Максим]